У The Matt Damons может быть их Элиот Смит, но тем из вас, кто все еще
ищет великого американского певца и поэта, я хотел бы представить Конора
Оберста и Bright Eyes. Вы можете быть уже знакомы с Bright Eyes по их
предыдущим достижениям, но то, что можно было услышать на Letting Off
the Happiness и Every Day & Every Night, было лишь набросками к будущей
гениальности. Fevers & Mirrors - это выдающийся пример задумчивой
американской поп-музыки, и я не знаю, с чем его можно сравнить по масштабности
и силе воздействия. Эта пластинка обязательно вас загипнотизирует, если
уже этого не сделала.
Начиная с тягучего и одновременно воздушного, будто от передозировки снотворным
звучания, "A Spindle, A Darkness, A Fever and A Necklace" и
через заключительные секунды "A Song to Pass the Time", этот
альбом весь окружен каким-то свечением. С помощью таких поп/фолк шедевров
как "A Scale, A Mirror and Those Indifferent Clocks" и "The
Calendar Hung Itself" Оберст доказывает, что он удивительно талантливый
поэт.
Что отличает Bright Eyes от других подобных групп вроде Matt Pond PA,
так это уникальный стиль пения Оберста и его мрачная, волнующая лирика,
порой бесспорно напоминающая ранние вещи лидера Violent Femmes Гордона
Гано. Но в то время, как мрачность Гано была с налетом комедийности, навязчивые
идеи Оберста содержат горечь и гнев, странно резонируют со зрелостью и
проникнуты честностью, которая способна задевать за живое любого, кто
когда-либо был подростком. От остроумного упоминания Cursive (все члены
коего играют на этой пластинке) в "Something Vague" до горького
самоосознания ("as I sing and sing of awful things/ the pleasure
that my sadness brings") в "Haligh, Haligh, A Lie, Haligh"
поэзия Оберста сильно напоминает стиль письма Стейнбека - жесточайшая
честность и игра словами без боязни показаться чересчур вычурным.
Выпущенная из оков домашнего саунда в профессиональную студию, предоставленную
Mogis brothers, Fevers & Mirrors может легко стать Emergency &
I эклектичного фолк/попа грядущей декады.
Без глуповатого поддельного интервью в конце альбом был бы безупречен.
Eric J Herboth
Самый верный способ для обозревателя завоевать внимание нынешнего непостоянного
интернет-читателя это вставить в первый абзац цитату из Эмили Дикинсон.
Что я и сделаю. Как она однажды остроумно подметила, "Если я физически
ощущаю, что моя голова улетает прочь, то это поэзия".
И нет лучшего описания для Bright Eyes. Конор Оберст из Небраски провел
последние семь лет, записывая музыку. Сейчас ему 20. Под именем Bright
Eyes, группы состоящей чаще всего из него самого и того, "кто еще
есть в комнате", Оберст практически единолично возрождает фолк-рок,
подходя к делу с уверенностью, что лучше всего для этого подходит горение
заживо, которое устранит все слабые части. Его фолк-рок песни, обнаженные
и грубые, звучат как ваши самые сильные эмоции - депрессия, отчаяние,
панический страх, вожделение, и безответная настоящая любовь - увеличенные
до невероятных пределов.
Это безусловно, безоговорочно не фоновая музыка. Хотя Fevers and Mirrors
в музыкальном плане притворяется поп-конфеткой, мерцая виброфоном, меллотроном
и флейтами, Оберст бесстрашно спускается в депрессию, так что вы вряд
ли будете отстукивать ритм ногой.
Странно, но беспросветная мрачность альбома не вызывает оцепенение. Fevers
and Mirrors заставляет почувствовать себя живым так, как это не может
сделать почти никакая другая современная музыка. Эти песни заставляют
чувствовать себя так, как вы чувствовали школе, когда каждая эмоция была
столь масштабна, что казалось, она смоет тебя, когда твои противоречивые
чувства, сменялись так быстро, что становились почти незаметными и бросали
тебя из стороны в сторону. Во многом Fevers and Mirrors исследует ту же
территорию, что и меланхоличные The Cure, но альбом, одновременно обладая
силой своих мрачных предшественников, свободен от их же крайностей. В
первую очередь благодаря безусловному таланту Оберста-поэта: он просто
один из лучших лириков на сегодняшний день (за компанию с Джефом Мангумом
из Neutral Milk Hotel и даже Элиотом Смитом), и единственный, кто подошел
так близко к соединению рок-музыки и поэзии. Все эти переполняющие его
эмоции, которые легко могли бы смотреться смехотворными клише в чьих-либо
других песнях, здесь полны жизни и безупречно поданы поэтически точными
формулировками Оберста.
Стихи Оберста, сильные даже на бумаге, буквально источают энергию, когда
он их поёт. Его голос напоминает то Роберта Смита, то Тома Йорка в том,
что он будто бы силиться выплеснуть из себя все эти слова, одновременно
сдерживая крик или плач. Боль так хорошо слышна в голосе Оберста, что
это порой мешает понять, что эти песни в меньшей степени о боли - они
просто об эмоциях, обнаженных, смущающих, уязвимых, сокрушающих. Один
и тот же голос поет как строчки вроде "I drug your ghost across the
country and we plotted out my death", так и "Oh, love is real!
It is not just in long-distance commercials/It will follow you everywhere
you go". Это тонкая грань между радостью и грустью наилучшим образом
проиллюстрирована и потрясающей "Something Vague", в которой
от обычного монолога о безнадежности и скуке, Оберст вдруг срывается на
хриплый крик, описывая сон своего рассказчика о висение в пустоте наподобие
звезды, когда вся семья смотрит на него. Этот образ столь прекрасен, что
практически невозможно передать, что он означает, но что-то можно попытаться
объяснить словами мисс Дикенсон, которые я привел выше. Поэзия Оберста
заставляет вас почувствовать нечто за гранью какой-либо классификации
- каково быть живым в мире невыносимой боли и удивительной красоты.
